Синявская Н.М.

На Пути  к  Граду Небесному (на материале апокрифа «Хождение Агапия в рай»)

 

Каждая религия обладает эзотерической и экзотерической традициями.

Евангелие и Апокалипсис св.Иоанна – письменное свидетельство тех эзотерических знаний в христианском учении, что были явлены миру через избранного ученика.

Посвященческая  Традиция рассматривает  символические образы   Откровения как условные обозначения тех элементов и процессов внутренней и космической жизни, которые являют собой   путь к Граду Небесному.

В этом ключе образ Нового Иерусалима предполагает несколько трактовок:

1)    Посвященческий центр духовного  «пакибытия» ( Рай Небесный, Царствие Небесное);

2)    Земная Твердыня Царствия как материальная проекция духовной реалии (Рай земной, Святая Земля);

3)    человек, достигший Царствия внутри себя;

4)    обновленный социум как модель совершенной жизни.

Новый Иерусалим как символ человека, совершившего работу над собственной материей  по ее преображению, является центральной темой апокрифического «Хождения Агапия в рай».

Довольно рано вошедший в древнерусскую литературу (Успенский сборник ХII-XIII вв.) греческий рассказ неизвестного автора распространялся в списках вплоть до XIX столетия. Что же могло способствовать столь широкой популярности “Хождения” в средневековой Руси?

Причина этого видится прежде всего в актуальности тем, затронутых в тексте апокрифа: смерть и бессмертие, взаимообусловленность духа и тела, возможность прижизненного пребывания в Раю, местонахождение райской обители и т.д..

Достижение Рая само по себе не является изначальной целью героя. Читатель знакомится с Агапием, когда тот пребывает в поисках ответа на вопрос, зачем человек “оставляет дом свой и жену, и детей, и род свой, берет крест и идет следом за Христом, как велит святое евангелие”.

Прочтение текста допускает различные толкование идейного замысла в зависимости от расшифровки ряда символов, вплетенных в ткань произведения и выстраивающих сюжетообразующую линию.

Раскодируя символы в духе эзотерического ключа Посвященческой Традиции, можно найти интересные созвучия текста памятника с текстом Апокалипсиса.

Новый Иерусалим Откровения – не реальный город, а символ человека, совершившего работу над собственной телесной материей с помощью силы своего духа.Все архитектурные элементы города-куба тоже представляют собой символы.

Например, драгоценные камни в основании города есть добродетели – истинные основы внутренней жизни, которые человек вырабатывает в себе в процессе сложной духовной работы по преобразованию грубой материи низших  инстинктов. Ворота из жемчуга – 12 отверстий в теле человека, через которые происходит энергетический взаимообмен человека  и мира; жемчуг же как символ чистоты указывает на необходимое качество, способное защитить  человека от разрушительных воздействий.

Крест является развернутым принципом города-куба  . Человек должен взять свой “крест” и работать с ним, чтобы могло свершится таинство – брак Агнца – соединение духа и материи, побеждающее смерть.

Такая трактовка позволяет прочитать финал произведения как действительный ответ на вопрос Агапия: задача человека как воплотившегося духа преобразовать свою плоть, этот кусочек материи, “земли”, в Святую Землю, Новый Иерусалим, Царствие Божие.

Пример подобного рода – новая плоть Христа - был явлен миру и остался как цель, как путь  достижения реального бессмертия (“Я есть путь”).

Древние предания о жизни Иоанна Богослова указывают на то, что этот путь был проделан и любимым учеником Христа, тело которого исчезло чудесным образом.  По этой причине церковная традиция ставит  имя Иоанна   в один ряд с именами Еноха и Илии.

На пути к Граду Небесному оказался и Агапий.

Об избранничестве героя свидетельствует многое: явления ему самого Христа, имя героя, прохождение Агапием посвященческой инициации под водительством самого Илии( уже имеющего опыт преобразования плоти) и т.д.

Итогом духовного подвига героя является новое качество его плоти: тело Агапия становится проводником высших нетварных энергий, в результате чего герой способен исцелять больных, возвращать к жизни мертвых, а также быть “словом” Божиим.

В этом можно увидеть ряд параллелей с жизнью автора Апокалипсиса:

-       получение сокровенных знаний в результате экстатического путешествия “в духе”;

-       путешествие во плоти на корабле и спасение мореплавателей от гибели, оживление мертвых;

-       привязанность жителей (Иерусалима и Патмоса) к своим чудесным целителям;

-       уединенное пребывание в пещере для выполнения поставленной  Богом задачи – письменного свидетельства   Откровения;

-       завершение земного пребывания как итог выполнения  задачи.

 

Но есть одно существенное различие, указывающее на степень завершенности духовной работы с плотью. Тела Христа, Иоанна, Илии, Еноха не остаются отделенными от духа и не оказываются погребенными. Тело же Агапия, хотя и являет собой нетленные мощи,   представляет собой другое качество, говорящее о незавершенности работы по строительству “Града Небесного”. При минувшей жизни Агапий как дух приблизился к Царствию, но еще не достиг его. Эта работа предстоит ему в следующих воплощениях (или воплощении).

Ортодоксальное христианство, конечно, не могло допустить такого прочтения текста.И в среденевековой Руси популярность апокрифа в церковной среде объяснялась другими причинами:

-       душеполезное воздействие на рядового читателя;

-       возможность использовать текста “Хождения” в спорах о рае;

-       использование текста   для  проповеди строгого пути монашеской аскезы как наиболее прямого пути к Богу и т.д.

Для мистико-аскетического направления важным было созвучие духовной работы Агапия практике “внутреннего делания” пещерных затворников подземных монастырей – неординарнейшего явления христианской культуры.

В целом же следует отметить, что апокрифическое “Хождение Агапия в рай” отвечало интересам различных групп читателей: как “реалистов”, ограничивающихся восприятием повествовательной фабулы, так и “идеалистов,” ищущих за событийно-повествовательным планом смысловые подтексты. Эта многогранность  в прочтении и обеспечивала памятнику поразительную “живучесть” в средневековой духовной культуре.